"Уния существует уже 400 лет и за это время никто так и не предложил другую модель единства", - владыка Венедикт
  • Птн, 11/03/2016 - 18:23

На прохання і з ініціативи російськомовних читачів сайту, публікуємо переклад інтерв'ю з владикою Венедиктом російською мовою. Переклав на російську мову Олександр Шведов

Эксклюзивное интервью «Католическому Обозревателю» протосинкела Львовской архиепархии владыки Венедикта (Алексийчука).

Преосвященный Владыка, в последнее время с разных сторон снова оживились упреки, что, мол, УГКЦ возникла в результате униатизма, а это либо историческая ошибка, либо преступление. Что там с этим несчастным униатизмом?

Чтобы дать ответ на этот вопрос, нужно заглянуть в историю. Я бы начал с Брестской унии 1596 года. Когда мы говорим про 1596 год в истории нашей Церкви, то должны иметь в виду, что акты Брестского собора подписала вся Церковь, целая Киевская митрополия, а не какая-то её часть. И это не было какой-то новостью для нашей Церкви. Наша Церковь высылала своих представителей на Вселенские соборы, которые проводила Католическая Церковь уже после злосчастного раскола 1054 года. Вот посмотрите, митрополит Петр Акерович присутствовал на Лионском соборе, или же оцените роль митрополита Исидора во Флорентийской унии. Тогда Киевская митрополия приняла это обновление единства между Востоком и Западом радостно, а московское государство заключило митрополита под стражу, как еретика. А в 1500 году, еще за 96 лет до Брестской унии, Киевский митрополит Иосиф Болгаринович пишет Папе и признает его наследником св. Апостола Петра. Наша Церковь всегда сохраняла понимание того, что, несмотря на ссору Рима и Константинополя, Церковь Христова должна быть Единой. И в 1596 году вся наша Церковь, я подчеркиваю – именно вся, а не какая-то ее часть, возобновила это Единство. Поэтому в контексте Брестской Унии говорить об униатизме так, как его понимает Баламандский документ, или же так, как его понимает Гаванская декларация, просто неуместно, поскольку это противоречит исторической правде.

 

Должен отметить, что наши православные братья очень любят говорить о преемственности, об апостольском предании. Но от Владимирова крещения эту неразрывную преемственность имеет только украинская греко-католическая иерархия. Православная иерархия, которая теперь существует в Украине, происходит только с 1620 года, когда Иерусалимский патриарх Феофан III по просьбе гетмана Петра Сагайдачного рукоположил для православных новых епископов. А это уже совсем другая ветвь преемственности, это уже не преемственность со времен Владимирова крещения, которое в действительности есть только у греко-католиков. Конечно, это для нас не повод для гордости, а лишь исторический факт.

Об униатизме как корне УГКЦ часто вспоминают в Московском патриархате, когда говорят о нас, об украинских греко-католиках. Но здесь стоит отметить, что на 1596 год, когда Киевская митрополия подписывала унийные акты, Москва уже была отделена, она существовала как отдельный церковный организм. Уже в 1448 году Москва, отвергая Флорентийскую Унию, фактически создала себе собственную церковь, которая не была в единстве ни с Римом, ни с Константинополем.

В этом контексте очень странным выглядит попытка Москвы как отдельной церкви говорить о вещах, которые ее не касаются, о вещах, которые происходили в Украине. Какое дело Москве до Брестской унии, если она даже к установлению украинской православной иерархии в 1620 году не имела никакого церковного отношения? Мы же, украинцы, а тем более греко-католики, не выдвигаем ей претензий - а почему вы отделились от нас в 1448 году, почему вы перед этим арестовали законного Киевского митрополита? Здесь хочу подметить, что Москва сейчас имеет смелость указывать нам, греко-католикам, какими должны быть наши отношения с Папой Римским. По меньшей мере, это выглядит смешно.

И поэтому, возвращаясь к вопросу об обвинении нас в униатизме, мы должны вновь засвидетельствовать: УГКЦ - это не следствие униатизма в Баламандском смысле. УГКЦ - это Церковь, которая, стремясь восстановить христианское единство, осуществила это в Бресте в 1596 году. Более того, хочу сказать, что наши православные братья очень часто любят говорить о поиске церковного единства, как о возвращении к христианству первого тысячелетия. Ну и какая проблема? Мы, греко-католики, вернулись к тому состоянию, которое было тогда: мы – Церковь своего права, а именно: мы не подчиняемся Риму, как в случае римо-католиков; мы находимся с Римом в единстве веры, в полном евхаристическом общении с Римским Апостольским престолом, и считаем Рим - верховным Арбитром христианского мира, так как это и было в первом тысячелетии. Мы это сделали. И поэтому, когда православные с одной стороны говорят о греко-католиках как о проявлении униатизма, а в то же время говорят, что они ищут единства с католиками на основе модели первого христианского тысячелетия, то это никак не сходится...

И поэтому, когда мы говорим об униатизме в украинском контексте, мы можем говорить разве что об униатизме со стороны Москвы в 1839 году, когда украинских и белорусских греко-католиков насильно «воссоединили» с Московской церковью, и о таком же московском униатизме чуть позже – на Холмщине и Подляшье в 1875 году, а затем в 1946 году в Галиции и в 1947 году на Закарпатье. Это всегда было связано с насилием. Насилие, которым Москва и государственная, и церковная, «воссоединяла» греко-католиков моей любимой и родной Волыни в XIX столетии, до боли реалистично описал Владимир Короленко в своем очерке «Вера отцов». Насилие, обман, подкуп, предательство - это методы, которыми и российское государство, и подневольная ему российская церковь отрывали части УГКЦ и приобщали их к российской церкви и в 1839, и в 1875, и в 1946 годах. Все это хорошо задокументировано историками. Это и есть тот самый униатизм. И как таковой он является преступлением не только против христианского единства, но и против нашего народа, против справедливости, против Бога.

Особенно это касается 1946 года, когда на псевдособоре, организованном сталинским режимом и Московским патриархатом, не то что не было ни одного епископа УГКЦ, там не было даже кого-то вроде управляющего епархией. Это - униатизм в чистом его проявлении: отдельные приходы насильственным способом перетащены в Московский патриархат!

Честно говоря, я никак не могу понять позицию не только православной стороны, но и части католиков. Для чего встречаться и говорить бесконечно об экуменизме и искать снова и снова какую-то форму единства, ведь вот она – модель единства, которая функционирует вот уже 400 лет! Разве за эти 400 лет кто-то из православной или католической, или может с протестантской стороны смог предложить какую-то лучшую модель? Можно бесконечно утверждать, что Брестская Уния  - это нехороший способ христианского единства, но лучшего за последние столетия никто не предложил. Критиковать мы всегда можем, однако, если  критикуем, то предложите что-то другое. А этого не делается, но лишь критикуется.

Владыка, но здесь возникает еще один интересный вопрос. Москва так часто осуждает униатизм, а на самом деле, когда произошло объединение РПЦ с РПЦ (зарубежной), там так же не все гладко прошло. Часть заграничных приходов не приняла этого объединения. Итак, получается, что Москва осуждает униатизм, ссылается на Баламанд, а уже после Баламанда подписывает очередную унию?

Да, правда, что многие общины тогда не приняли этого объединения. Здесь можно говорить об униатизме внутри православия.

Прошу прощения, Владыка, недавно в разговоре с журналистами Вы сказали, что Россия боится УГКЦ. Это относится к России как к государству или речь идет о российской церкви?

Да, правда, Россия всегда боялась УГКЦ. Она, возможно, интуитивно чувствовала, что УГКЦ - это угроза ее империалистическим планам в отношении Украины, в отношении Белоруссии. Ведь России всегда жестко настаивала на том, чтобы провозгласить украинцев, белорусов и россиян одним народом. Россия хорошо понимала и понимает, что без тотальной русификации украинцев ей очень трудно претендовать на наследство Киева, на наследство Руси. Поэтому, как только Россия захватывали очередной кусок украинской земли, она сразу начинала подготовку к уничтожению Унии. Это стремление уничтожения нашей Церкви - почти 300-летняя печальная традиция российской политики. От Петра I до сего дня.

Посмотрим историю нашего народа - там, где дольше сохранялась наша Церковь, там русификация меньше. Я не побоюсь утверждать, что если бы не УГКЦ, то не было бы Галичины именно такой, какой она есть. Не было бы Галиции, Украина была бы подобной Беларуси, или вообще бы ее не было, была бы какая-нибудь Малороссия, Новороссия, или что-то подобное.

Проблема для российского государства не в том, что существуют какие-то там греко-католики. Проблема в том, что Католическую Церковь невозможно контролировать. Невозможно контролировать УГКЦ. И, осмелюсь утверждать, без Церкви, которую невозможно контролировать, наш народ довольно легко потерял бы свою национальную идентичность, стал бы гумусом для чужих империй. И это также является одной из причин нелюбви России к нашей Церкви.

Православная церковь всегда работает в совместном с государством формате. Даже можно сказать, что православная церковь не мыслит себя вне государства. А католичество не мыслит себя в таком формате. Феномен католичества - его неподконтрольность государству. И здесь возникает проблема. Русская церковь традиционно мыслит себя частью российского государственного аппарата, поэтому УГКЦ, которую государство не контролирует - это проблема для церковной Москвы такая же, как и для российского государства. И это постоянное подчеркивание Москвой, что УГКЦ - это препятствие для диалога с Римом, это не принципиальная экклезиологическая проблема для Московского патриархата. Ведь когда им была нужна встреча с Папой - они встретились. Это проблема политическая.

Кроме этого, похоже на то, что Москва думала, что раз Папа сказал, подписал, то и вся Католическая Церковь будет сидеть себе тихонько. Но Москва просто сама себя обманула. Она просто обнаружила собственное непонимание того, что такое Католическая Церковь. Она не поняла, что мы - католики, имеем полное право выражать свое мнение о том, что происходит в Церкви. Папа - без сомнения, самый высокий земной авторитет в Церкви, но... Он безошибочный только тогда, когда как пастырь всех христиан учит в вопросах веры и морали. Мы не какие-то там ультрамонтанисты, которые верят, что каждое слово Папы - откровение. Мы -католики. Именно поэтому и возникла такая острая реакция Москвы на позицию нашего Блаженнейшего, на позицию нашей Церкви. Москва такого не ожидала.

Владыка, Вы упомянули Гаванскую декларацию, которая спровоцировала очень негативные реакции среди украинцев не только в Украине, но и во всем мире. Как Вы смотрите на этот документ?

Считаю, что Гаванская декларация –хорошая вещь. В то же время этот документ недоработанный, у нас есть определенные замечания в отношении пунктов, где речь идет о нас - греко-католиках, об Украине. И хорош он именно тем, что осуждает униатизм. Мы уже сегодня говорили о том, что униатизмом занималась именно Москва, а не Рим. И думаю, что в Москве пока не понимают, что они подписали. Когда они осознают, как там сформулирован вопрос униатизма, то они увидят, что они себе приговор подписали. Ведь, как я уже это выше сказал, - история подтверждает, что именно российская церковь постоянно грешила униатизмом в том понимании, которое сформулировано в Гаванской декларации.

Этот документ покажет реальную искренность или неискренность церковной Москвы. Ведь декларация только что-то декларирует. Это только бумага. Теперь хорошо бы увидеть, что и каким образом из этого задекларированного можно осуществить. Если будет создана совместная комиссия, которая шаг за шагом будет рассматривать пункты этой декларации, искать пути реализации того, что там задекларировано, то эта декларация может действительно принести добрые плоды. Однако, со стороны Московского патриархата, уже есть сигналы, что они не видят возможности такой комиссии. И это ставит под сомнение их искренность на момент подписания декларации. И это очень странно. Ведь если у меня с кем-то конфликт, то я не могу этот конфликт разрешить, если не буду общаться с тем, с кем нахожусь в конфликте. Поэтому если российкая церковь считает, что между нею и УГКЦ существует конфликт, то мы должны сесть, поговорить. И чем скорее это будет сделано, тем будет лучше. Иначе мы рискуем быть непоследовательными – дескать, что-то там задекларировали, но ничего не делаем в направлении, позволяющем осуществить задекларированные вещи. Нет смысла подписывать какие-то декларации, если это и в дальнейшем будет оставаться мертвым словом на бумаге.

Только когда будут попытки провести в жизнь то, что задекларировано в Гаванской декларации, только тогда можем со 100% уверенностью сказать, возможно ли это осуществить, или же нужно что-то менять. Может быть, нужна будет вторая, третья версия декларации. Нас непосредственно касаются несколько пунктов. Господа, если уж вы что-то задекларировали,то давайте работать. Работать с нами, греко-католиками, работать с украинцами. В кабинетах можно писать и подписывать всё, что только придет в голову, но: отражает ли это реальность, имеет ли этот текст связь с реальной жизнью Церкви?

Преосвященный владыка, но здесь складывается ситуация, как в нашей народной поговорке: «Просимо сердечно – прийти не конечно» [«Просим сердечно, приходить не обязательно» - прим. пер.]. С одной стороны, подписывается декларация, а с другой стороны - из Москвы звучат заявления, что с греко-католиками не о чем говорить, мол они - зло, уния - зло, греко-католики - русофобы. То есть московские православные в России и в Украине говорят: «Мы-то готовы к диалогу, но уж эти греко-католики…» Создается впечатление, что российская церковь хоть и подписала эту декларацию, но не готова на самом деле к диалогу.

Я с вами полностью согласен. Здесь могу еще раз повторить: если нет стремления к реальному диалогу, то зачем было подписывать декларацию. А во-вторых, вот смотрите, Бог никогда не отказывается иметь с нами дело. Какие бы мы ни были грешны, недобрые, Бог и дальше хочет иметь с нами дело, проявляя постоянно Своё милосердие. Если мы декларируем, что мы христиане, то должны и вести себя соответственно. Ну пусть, греко-католики плохие или неспособные, но мы-то, православные, являемся христианами, и поэтому будем открыты, чтобы встретиться и разговаривать с греко-католиками.

Мое личное впечатление, что православные боятся с нами контактировать, потому что мы самим своим существованием досаждаем им. Не потому что мы - лучшие, а потому, что самим своим существованием мы являемся укором всему христианскому миру, что Церковь разделена. И греко-католики показывают  всему католическому, православному и протестантскому миру, что нужно искать единства, той неделимой Церкви, которую нам оставил Христос. Да, можно иметь свою отдельную традицию и в то же самое время быть во Вселенской Церкви. Ведь успешное многовековое существование греко-католиков свидетельствует, что эта модель единства может применяться не только к православным, но – как свидетельствуют персональные Ординариаты, например для бывших англикан – эта модель может быть применена и к протестантам.

Вот почему это больная тема. Мы своим бытием показываем православным, что единство Церкви возможно при полном сохранены восточного характера Восточной Церкви, а пустые декларации и ухищрения остаются только пустыми словами.

Что касается русофобии, то какая-то странная ситуация получается. Нас обвиняют в чем, чего даже и близко нет. И на такое обвинение можно ответить разве что иронично, а разве это плохо, сейчас, когда идет агрессия России против Украины, когда аннексирована Крым, когда продолжаются военные действия на Донбассе, когда гибнут наши солдаты и гражданские, «опасаться» агрессора? Обвинения в русофобии в адрес УГКЦ настолько несерьезны, что комментировать их было бы совершенно излишним.

С другой стороны, мы - греко-католики - часто очень болезненно реагируем на заявления православной стороны. Это, в известной степени, понятно. Московский патриархат годами обливает нашу Церковь грязью, годами повторяет штампы сталинской пропаганды об УГКЦ. Но, думаю, нам просто нужно перестать реагировать на их заявления. Ну сказал там патриарх Кирилл что-то – пускай говорит, он свободный человек. Ну сказал что-то митрополит Алфеев – пусть говорит, это его дело. Не забывайте, что тем самым они являют, кем они являются на самом деле. Ведь их обвинения часто просто смешны. Не думайте, что Запад этого не понимает. Посмотрите в западные католические издания. Там очень четко освещалась смехотворность этих обвинений, которые звучали из Москвы после подписания Гаванской декларации. А во-вторых, наше главное дело –  свидетельствовать об Иисусе Христе. Мы как Церковь должны нести этому миру Благую Весть, проповедовать Христа, работать с людьми.

Не забывайте, что Галичина смогла изменить Украину. Но она это могла сделать только потому, что ее саму изменила Греко-Католическая Церковь. Поэтому преданно служили и работали наши епископы священники, монахи, монахини, верны. Потому что Галичину смог изменить наш великий митрополит Андрей. И, кажется, что именно поэтому его так ненавидят определенные круги в Украине и за ее пределами.

Преосвященный Владыка, но есть примеры довольно активного сотрудничества некоторых ближневосточных Восточных Католических Церквей с российской церковью. И, к сожалению, некоторые из руководителей этих церквей фактически озвучивают российскую позицию по сирийской ситуации. Создается впечатление, что если Россия может использовать восточных католиков в своих интересах, то они - хорошие, а вот украинские греко-католики - плохие, потому что Кремль не может их использовать, не может их никак сделать инструментом своей политики. То есть речь не идет о христианстве со стороны Московского патриархата, а о чистой политике.

В принципе, кажется, что именно об этом идет речь. Но здесь необходимо вспомнить, что со стороны церковной Москвы имеем такую непоследовательность и в другом. Например, многие студенты из Московского патриархата учатся в католических университетах на Западе за деньги различных католических фондов, а затем, когда завершают обучение, преспокойно обливают Католическую Церковь грязью. Так же и в этом, похоже на то, что российская церковь, озвучивая послание российской пропаганды о миротворческой миссии не только своей собственной, но и российского государства, хочет показать себя миротворцем. Но христиане не хотят показать себя никем - они просто есть.

Возьмем опять же пример нашей Церкви. Если посмотреть на период митрополита Шептицкого. Без сомнения, творились великие дела, от простых ежедневных трудов священников на приходах до помощи нашим верным организовать свою национальную жизнь в условиях польской оккупации, которая отнюдь не была к нам благосклонной. Именно тогда заложен фундамент галицкой несокрушимости, которую не удалось победить даже коммунистическому режиму. Но никто тогда не кричал, не хотел себя показать, доказать. Шли в Сибирь, работали в подполье в условиях постоянных преследований. Нам, в первую очередь, нужно трудиться - нести Христа и Его Евангелие нашему народу, а не влезать в бесконечные дискуссии.

А российкая православная церковь, если хочет заниматься политикой, ну это ее дело. Мы должны давать свидетельство о Христе, катехизировать людей. Бог нас поставил здесь, в Украине, свидетельствовать о Христе, свидетельствовать, какой должна быть Церковь, как христиане должны вести себя ежедневно в обществе, семье, в личной жизни. Не бояться высказывать свое мнение относительно общественной ситуации, а при необходимости даже и политической. Не бояться говорить и тогда, когда видим в церкви какие-то проблемы. Не робеть указывать даже Папе на какие-то его ошибки. Но мы не должны строить свою позицию только на том, что должны постоянно реагировать на чьи-то заявления.

Мы не можем строить свою позицию на протесте. Мы же не протестанты. Мы не можем строить свою позицию на противостоянии кому-то, на реакции на кого-то или что-то. В таком случае мы бы сделали себя зависимыми от кого-то. Вот они-то сказали - и мы уже сразу реагируем.

Владыка, какой-то позитив после Гаванской декларации все же есть - православные, по крайней мере, предположили возможность какого диалога. Но не было бы уместно теперь нам, греко-католикам, выставить свои требования к возможности такого диалога? Например, потребовать от Московского патриархата: вот вы приняли участие в сталинских репрессиях против УГКЦ, вы являетесь одним из организаторов Львовского псевдособора в 1946 году, признайте теперь, что вы сделали несправедливость нам, и мы будем с вами вести диалог?

Ваша мысль неплохая. Мы можем ставить свои определенные условия. Ведь диалог будет иметь успех только тогда, когда он ведется в истине, а не закрывает глаза на нерешенные вопросы. Думаю, что как только начнется реальный диалог с российким православием, эти вопросы всплывут сами собой.

Но я глубоко убежден, что если родится действительно искреннее желание христианского единства, то рано или поздно оно снова приведёт к модели единства, которую четыреста лет назад воплотили греко-католики. Другая модель просто невозможна. Ведь греко-католики не изобрели чего-то нового - это та самая модель, которая работала первую тысячу лет христианства. Через человеческие амбиции, распри эта модель почти тысячу лет назад была потеряна, а четыреста лет назад была вновь восстановлена нашими святыми владыками. Конечно, эта структура, как и всякая человеческая структура, несовершенна. Но никакая церковная структура не является совершенной, совершенным является только Бог, Который действует через наши несовершенные структуры. Оставим в стороне четыреста лет греко-католиков. Посмотрим в первое тысячелетие христианства, там есть какая-то другая модель, нежели та, которую сейчас имеют греко-католики? Нет! Другой модели вы там не найдете. Беда, если хотите, греко-католиков в том, что они являются бельмом на глазу тех, кто не хочет реального христианского единства, ведь именно греко-католики в наше время представляют модель первого христианского тысячелетия. И если бы они перестали существовать, для многих это было бы большой радостью. Потому что не нужно было бы стремиться к истинному единству. Можно было бы и дальше проводить встречи, подписывать декларации и ничего не делать в реальности.

Я глубоко убежден, что мы, греко-католики, должны свидетельствовать об этом единстве, сознавать, что за это единство страдали мученики и исповедники нашей Церкви, особенно во времена коммунистического господства. Мы должны снова осознать, кто мы есть. Отбросить, наконец бесконечный поиск идентичности, которую кто-то там себе где-то придумывает. Мы есть. И это очень важный момент. Ведь, повторюсь еще раз, своим существованием мы свидетельствуем об истинном единстве христиан. Христианское единство есть, оно была и теперь явлена вновь в нашей Церкви. И нет никакой необходимости придумывать что-то новое. Нашей задачей, нашей миссией является свидетельствовать возможность этого единства христианскому миру.

Беседовал о. Орест-Дмитрий Вильчинский

перевод: Александр Шведов